«Бумерит», Кен Уилбер

Единственная крупная, отчаянная, дошедшая до ярости ссора между родителями, которую я помню, произошла из-за ПРП — Поправки о равных правах к Конституции США, предоставлявшей равные права всем гражданам вне зависимости от половой принадлежности. Женские объединения по всей стране выступали в поддержку этой поправки. Ссора разгорелась после того, как поправка не была принята, поскольку, согласно опросам, большинство мужчин высказалось за принятие поправки, но чуть превосходящее большинство женщин высказалось против. Родители спорили о том, почему мужчины больше женщин поддерживали ПРП. Ни до, ни после я не слышал, чтобы они так орали друг на друга. Отец выиграл теоретическую дискуссию, потому что его интеллект был почти непобедим, но, на мой взгляд, проиграл спор.
— Всё очень просто, — сказал отец. — Мы, мужчины, выступаем за ПРП, потому что она больше выгодна нам, чем вам.
— Да правда что ли?
— Да, правда. Здесь три важных аспекта. Первый — это репродуктивная свобода. Второй — призыв в армию. Третий — брачное право. Нас уже тошнит от того, что в важнейших, сложнейших вопросах жизни и смерти общество всегда на стороне женщин. Поэтому ПРП больше нужна нам, чем вам.
— Точно, тошнит, потому что это самый тошнотворный бред, который я от тебя когда-либо слышала. У тебя нет репродуктивной свободы? Ты что, издеваешься? Это нам приходиться бороться за право выбирать, это нам приходится вынашивать ваших детей, потому что вы лишили нас репродуктивной свободы.
— Как раз наоборот. Решение по «Роу против Уэйда» уже дало вам ту свободу, которой лишены все мужчины в этой стране.
Мама посмотрела на меня, как будто спрашивала: он что, совсем сошёл с ума?
— Как это, большой мальчик?
— Очень просто. Допустим, ты забеременела. Ты можешь сделать аборт. То есть у тебя есть полное право отказаться от материнства, так?
— Сейчас да.
— Да, у тебя есть право отказаться от материнства. Но если мужчина оплодотворяет женщину, если ли у него право отказаться от отцовства?
Мама некоторое время молчала. Было очевидно, что вопрос застал её врасплох.
— То, что ты говоришь, не имеет смысла.
— Ещё как имеет, просто ты раньше об этом не думала. Ты имеешь право отказаться от материнства, и будь что будет, а у меня нет права отказаться от отцовства. Это чудовищная несправедливость.
— Хочешь сказать, что тебе нужно право принуждать женщину к аборту?
— Да нет же, нет, вовсе нет. Я говорю только то, что если женщина может избежать материнства, у мужчины должно быть аналогичное право избежать отцовства. Если бы в этой стране было настоящее равноправие полов и ты решила бы оставить ребёнка, а я бы не хотел становиться отцом, я мог бы подписать документ об отказе от отцовства. Вот это и есть то равенство полов, которого так не хватает мужчинам!
Я посмотрел на маму.
— Знаешь, а он в чём-то прав.
— Нет, не знаю. Какая безответственная чушь! Женщина вынашивает ребёнка — конечно, у неё больше прав.
— Тогда, чёрт тебя дери, не говори о равноправии полов, потому что у женщин в этом вопросе гораздо больше прав, чем у мужчин, и это меня дико бесит! С точки зрения репродуктивной свободы равноправие полов не распространяется на мужчин. Знаешь, сколько мужских жизней было разрушено из-за того, что их принуждали растить ребёнка, которого хотела только женщина? Знаешь или нет?! Наша правовая система обрекает мужчин на экономическое рабство, потому что у них нет репродуктивной свободы, которая есть у женщин. В гробу я видал такое равенство полов!
Отец покраснел от ярости — мама даже не пыталась защищаться.
— Ладно, ладно, пап. А что там за вторая причина? Ну, о чём ты там говорил?
Отец не сводил глаз с мамы, его дыхание начало успокаиваться.
— Война. Я говорил о войне.
Мама мгновенно смягчилась. Суровость поднятой темы не оставила места для их гнева.
— Это прозвучит эгоистично, и, возможно, так оно и есть, — начала отец. — Но я помню тот набор, помню, как призывали парней, когда началась война. Мужчин и только мужчин посылали сражаться в окопах Вьетнама. По ночам я просыпался от ужаса, весь в поту. Я действительно боялся смерти. А когда я шёл по кампусу и видел женщин, то мог думать только о том, как сильно и глубоко я их ненавижу, потому что им не приходится воевать. Я ненавидел их тела, которые вечером ложились в постель и мирно спали всю ночь, ведь их жизням ничего не угрожало. Я ненавидел их улыбки, их грёбаные улыбки были повсюду. Да как эти бесчувственные шлюхи вообще могли улыбаться, если мне скоро мог вышибить мозги какой-нибудь узкоглазый в какой-то сраной, богом забытой стране пятого мира? Я начинал ненавидеть их ещё больше, когда видел, как они собираются в свои так называемые общества повышения политической сознательности и ноют, и жалуются, что, господи-ты-боже-мой, на каждый потраченный ими доллар приходится всего лишь 85 заработанных центов. Эти тупые идиотки как будто и понятия не имели, что меня вот-вот могли убить! Срать я хотел на ваши 85 центов, дамы! Вы не имеете права жаловаться. И каждый раз, когда я занимался сексом, я не занимался любовью, я просто ёб их, жёстко, цинично ёб!
Он ударил кулаком по столу, а потом закрыл лицо руками.
Меня всего трясло. Его ярость и горечь его страданий лишили меня присутствия духа. Мама сделала движение, чтобы утешить его, но остановилась. Она начала понимать — мы оба начали понимать — что её он тоже ненавидел, по крайней мере, отчасти. Он ненавидел её за то, что ей не нужно было воевать.
Мы все молчали.
Отец пошевелился, сделал глубокий вдох.
— Первое, что пришло мне в голову, когда я услышал о ПРП, — это то, что теперь нам есть с кем разделить нашу боль. Я полностью за ПРП. — Он расслабился, даже попытался улыбнуться. — Я не говорю, что женщины обязательно должны воевать, но пусть хотя бы узнают, каково это — уклоняться от призыва.
Мы все с облегчением рассмеялись над его шуткой.
Но мама не собиралась сдаваться без боя.
— Раз мужчины начинают войны, значит, им и воевать.
— Вот только не надо этой брехни! — заорал отец. Кровь снова ударила ему в лицо. — Женщины не меньше мужчин склонны к конфликтам.
— Ну, не знаю, пап. Вообще-то, мы вспыльчивый народ.
— Одни парни любят воевать, другие нет. Я не хотел участвовать в этой войне, и никто из моих друзей не хотел. В общем, мне всё равно, кто начинает войны, но о каком равенстве полов может идти речь, если мужчинами приходится сражаться, а женщинам нет? Ни те, ни другие не хотят воевать, но мужчинам почему-то всё равно приходится это делать. Я больше не хочу даже слышать о равенстве полов, пока это равенство не касается мужчин!
— Ай-ай-ай, — сказала мама, — похоже, бедный сопливый повелитель вселенной не может драться, как мужчина?
Эти слова были большой ошибкой.
— Грёбаная блядь! — заорал отец. — Вот, значит, как всё на самом деле? Говоришь, что ненавидишь гендерные роли и стереотипы, а сама тайно веришь в них. Ты стыдишься меня, потому что я не могу «драться как мужчина». Ты сама это только что сказала! Так давай, сука чёртова, признайся, что хочешь, чтобы я воевал!
— Я не хочу, чтобы ты воевал.
— Я не хочу, чтобы ты воевал, — жеманно передразнил отец. — Да иди ты на хуй.
— Наверное, сейчас уже не время говорить о третьей причине?
Отец подошёл ко мне с таким грозным видом, что я подумал: он меня ударит. Но он даже не видел меня. Он трясся от ярости. Его сжигали такие сильные эмоции, которые невозможно было терпеть, но и выразить их он тоже не мог.
— Да какая разница, — простонал он. — Ладно, хрен с ним. Большинство моих друзей проголосовали за ПРП, потому что они не хотят платить алименты после развода. Они не хотят работать, чтобы обеспечивать женщин, — это же экономическое рабство, запрещённое законом. Никто из моих друзей не верит, что нам удастся добиться равноправия в отношении отцовства и призыва, но они думают, что, по крайней мере, последнее требование суд должен поддержать, хотя бы для случая разводов по обоюдному согласию. Тогда, возможно, права полов действительно немного уравняются. Мужчина не обязан быть кормильцем семьи. Пусть будет 50 на 50.
Наступило долгое молчание.
— Тогда после проклятого развода мужчине не придётся нести на своих плечах неподъёмный груз.
По тому, как отец смотрел на маму, я понял, что им в будущем точно предстоит развод.
Он улыбнулся, как будто сняв с себя тяжкий груз, и вышел их комнаты. Мне всегда казалось, что этим грузом была мама. А вместе с ней и я. Поэтому он победил в битве, но проиграл спор.